— Лен, ну дай кусочек, а? Ну пожалуйста!
Оля смотрела на одноклассницу умоляющими глазами. Та медленно, смакуя каждое движение, отделяла очередную дольку апельсина. Аромат цитруса заполнил весь класс.
— Ладно, держи. Одну! — Лена протянула самую маленькую дольку. — И не проси больше!
Оля жадно сунула дольку в рот. Сок брызнул на язык, кисло-сладкий, божественный. Она закрыла глаза, растягивая удовольствие. Но вот дольки не стало, остался только призрак вкуса.
«Почему я должна выпрашивать? — думала она, глядя, как Лена доедает апельсин. — Почему у меня нет своего?»
Дома её встретила привычная картина: мама у плиты, отец читает газету, старшие сёстры — Вера и Надя — перешивают какие-то тряпки.
— Мам, а когда у нас апельсины будут? — спросила Оля, бросая портфель в угол.
— Какие апельсины, доченька? — мать обернулась, вытирая руки о фартук. — До зарплаты ещё неделя, да и то… Вон, Верке туфли нужны к выпускному, Наде — тетради…
— А мне? Мне что, ничего не нужно?! — Оля топнула ногой. — Я тоже хочу нормально одеваться! И апельсины есть, как все!
— Оль, не кричи, — отец оторвался от газеты. — Потерпи. Вот окончишь школу, пойдёшь работать…
— Да-да, потерпи! — Оля зло передразнила. — Всю жизнь терплю! В Веркиных обносках хожу!
— Между прочим, я твои вещи аккуратно ношу! — возмутилась Вера.
— Аккуратно! На тебе всё впору, а на мне висит, как на вешалке! Ты себя видела? И Надька такая же!
— Оля! — мать прикрикнула. — А ну марш в комнату! Будешь знать, как сестёр обижать!
Оля убежала, хлопнув дверью. Упала на кровать, уткнулась в подушку. Слёзы текли сами собой — от обиды, от злости, от несправедливости.
«Ничего, — думала она, глотая слёзы. — Вот закончу школу, и всё будет по-другому. У меня будет всё: и апельсины килограммами, и платья красивые, и туфли новые. Я им ещё покажу!»
***
Выпускной вечер. Соседка тётя Катя сшила Оле платье — небесно-голубое, точно по фигуре. Когда Оля вышла из комнаты, мать всплеснула руками:
— Господи, красавица какая! И в кого такая уродилась?
— В тебя, мам, в кого же ещё, — отец улыбнулся. — Только фигуристее вышла.
— Смотри, Олька, — Вера покачала головой. — Мальчишки теперь проходу не дадут.
Оля фыркнула. Какие мальчишки? Эти недоделанные, которые ещё вчера из рогаток стреляли? Или те, что собираются в армию? Нет уж, у неё другие планы.
На выпускном она танцевала, смеялась, но мысли были далеко. Когда Колька Петров, отличник и гордость школы, пригласил её на медленный танец, она едва сдерживала зевоту.
— Оль, может, проводить тебя? — спросил он, когда вечер подходил к концу.
— Не надо, я сама.
— Но уже поздно…
— Я сказала — сама! — она развернулась и пошла к выходу.
Шла по пустынной улице, наслаждаясь тишиной летней ночи. Каблучки цокали по асфальту. Вдруг рядом затормозила машина — большая, чёрная, блестящая.
— Девушка! — из окна выглянул мужчина. — Не пристало такой красоте в одиночестве гулять. Подвезти?
Оля остановилась, разглядывая его. Лет сорок пять, может, чуть больше. Дорогой костюм, золотые часы на запястье.
— Мне недалеко, — сказала она, но не двинулась с места.
— Тем более! Буквально пару минут — и вы дома. — Он вышел из машины, галантно открыл дверцу. — Прошу.
В салоне пахло дорогим парфюмом и кожей. Оля откинулась на мягкое сиденье.
— С выпускного? — спросил мужчина, трогая машину с места.
— Да. Скучно там было.
— Неужели? Молодёжь, танцы… Кавалеры, наверное, не давали прохода?
— Какие там кавалеры, — Оля скривилась. — Дети ещё.
Мужчина рассмеялся: — А вы, значит, взрослая?
— А то!
— Меня Виктор зовут. Виктор Павлович. А вас?
— Оля.
— Очень приятно, Оля. Слушайте, а может… — он помедлил. — Может, не домой поедем? У меня тут недалеко квартира есть. Посидим, поговорим. Шампанского выпьем за ваш выпускной.
Оля посмотрела на него. Потом на свои руки. Потом снова на него.
— А апельсины у вас есть?
— Что? — он удивлённо моргнул.
— Апельсины. Есть?
— Да… наверное. А что?
— Ничего. Просто люблю апельсины. Поехали.
***
Квартира оказалась шикарной. Две комнаты, высокие потолки, хрустальная люстра. На кухне — полный холодильник. И апельсины. Целая ваза апельсинов на столе.
— Вот же они, — Виктор Павлович улыбнулся. — Угощайтесь.
Оля взяла один, медленно очистила, разломила на дольки. Ела не спеша, наслаждаясь каждым кусочком. Виктор Павлович смотрел на неё с улыбкой, потягивая коньяк.
— Вы странная девочка, Оля.
— Почему?
— Ну кто ещё в такой ситуации про апельсины спрашивает?
Она пожала плечами: — Я честная. Говорю, что думаю.
— И что же вы ещё думаете?
— Думаю… — она облизала липкие от сока пальцы. — Думаю, что вы женаты. Что вам скучно с женой. И что вы ищете развлечений.
— Надо же, какая проницательная, — он налил ей шампанского. — И что дальше?
— А дальше… Дальше я думаю, что мне это подходит. Если вы будете… как это… спонсором, что ли.
Виктор Павлович расхохотался: — Ну ты даёшь! Прямо в лоб! А тебе сколько лет-то?
— Восемнадцать уже. Вчера исполнилось.
— С днём рождения, — он поднял бокал. — За твою красоту. И… честность.
Так всё и началось. Раз в неделю он забирал её из училища — Оля поступила учиться на швею. Возил в эту квартиру. Дарил подарки: платья, духи, украшения. Даже швейную машинку купил, когда узнал, что она шить учится.
— Зачем тебе это? — спрашивал. — Я же могу содержать тебя.
— Нет, — Оля качала головой. — Профессия должна быть. На всякий случай.
Ей нравилась эта жизнь. Нравилось, что в училище она теперь не стреляла сигаретки и не считала копейки до стипендии. Нравилось, что дома могла незаметно подсовывать матери деньги — якобы подработала где-то.
Не нравилось только одно — скрывать. И от подруг, и от родителей. Дома она по-прежнему ходила в старых вещах, пряча обновки в училище.
— Мам, я сегодня задержусь, — говорила она. — У нас дополнительные занятия по крою.
— Хорошо, доченька. Учись, учись.
А сама ехала к Виктору Павловичу. Он ждал её с ужином, с вином, с подарками. Потом была спальня. Оля закрывала глаза и думала о чём-то своём. О том, что скоро купит матери новое пальто. О том, что сошьёт сёстрам красивые платья. О том, что когда-нибудь у неё будет своя квартира, своя машина, своя жизнь…
— О чём думаешь? — спрашивал Виктор Павлович, целуя её плечо.
— Да так… О разном.
— Ты меня любишь?
— А ты меня?
— Я спросил первый.
— Ну… Мне с тобой хорошо. Это считается?
Он вздыхал, обнимал крепче: — Эх ты, расчётливая моя. Ну ничего, полюбишь ещё.
«Не полюблю, — думала Оля. — Старый ты для любви. Мокрый, липкий. Но терпеть можно. За такую-то жизнь — можно».
⏭️ Продолжение следует.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
