На старом кладбище, где вётлы склоняются над оградами, словно скорбящие вдовы, есть два холмика. Один — с чёрным мраморным памятником, всегда в цветах, с лампадкой, что горит даже в ненастье. Другой — почти сровнялся с землёй, и только ржавый крест ещё торчит из бурьяна, как немой укор.
Кто бы мог подумать, что так по-разному сложатся судьбы двух девочек, которых когда-то называли «сёстрами-неразлучницами».
***
«Опять на речку сбежала? Я же тебе сказала — прополи картошку в огороде!»
Мать стояла в дверях, уперев руки в бока. Лицо усталое, фартук в земле — только с фермы вернулась.
«Мам, да я только на часок…»
«Знаю я, кто тебя сманил. Опять Зойка. Ох, хлебнёшь ты с ней горя, помяни моё слово. Она шустрая, хитрая, изворотливая. А ты? Ведомая. Куда она — туда и ты».
Валя шмыгнула носом:
«Мам, ну что ты…»
«Что ревёшь? Тяпку в руки и на огород. Ну и что, что темнеет — на ощупь будешь траву искать. В следующий раз запомнишь, как гулять, пока мать на работе ломается».
Валя схватила тяпку и выскочила во двор. Она знала — мама отходчивая. Как совсем стемнеет, выйдет на крыльцо и позовёт ужинать. Голос будет уже мягкий, виноватый.
И почему она так о Зое говорит? Они дружат с пяти лет, почти не ссорились. В учёбе друг другу помогают. После школы вместе в медицинское училище собрались — так давно решили.
Валя быстро работала тяпкой, вырубая сорняки вокруг картофельных кустов. Июньские сумерки пахли землёй и жасмином. Хорошо.
***
Зоя Петрова была из тех девочек, что с рождения знают себе цену. Мать её, Антонина Васильевна, работала заведующей сельпо — должность по деревенским меркам царская. Отец ещё в войну сгинул, но Антонина горевала недолго. Умела жить, умела устраиваться.
Зойка пошла в мать. Смазливая, бойкая, с острым язычком. Парни за ней табунами ходили, а она только посмеивалась.
«Деревенские, — говорила она Вале, когда они лежали на берегу речки, — мне неинтересны. Вот выучусь на врача, уеду в город. Там настоящая жизнь. Театры, магазины, троллейбусы. Там и мужа найду — не колхозника какого-нибудь».
Валя слушала и завидовала. Не зло — просто завидовала подругиной уверенности. Сама она была тихой, незаметной. Отец умер, когда ей исполнилось пять — не довезли до районной больницы с прободной язвой. Мать с тех пор тянула хозяйство одна, работала на ферме от темна до темна.
«Ты, Валька, не кисни, — говорила Зоя. — Мы с тобой вместе поступим. Будем в одном общежитии жить. Представляешь? Свобода!»
И Валя верила. Очень хотела верить.
***
Выпускной выдался тёплым, звёздным. Клуб украсили берёзовыми ветками и бумажными цветами. Пахло дешёвыми духами, потом и волнением.
Зоя, конечно, затмила всех. Платье ей двоюродная тётка-портниха из города сшила — голубое, с кружевным воротником. Даже молоденькие учительницы завистливо вздохнули, когда она вошла в зал.
Валя рядом с ней казалась серой мышкой в своём перешитом материнском платье. Но оно ладно сидело на тонкой девичьей фигуре. А главное — бусы. Янтарные, медово-золотые. Отец привёз их матери в подарок, когда возвращался со службы. Теперь они грели Валину шею, и казалось — отец рядом, оберегает.
Отзвучали речи, отгремели напутствия. Началось главное — танцы.
Валя первая его заметила.
Молодой парень в морской форме стоял в дверях и оглядывался. Высокий, широкоплечий. Бескозырка лихо сдвинута набок, из-под неё — тёмный чуб. А глаза… Синие, яркие, как небо в июле.
Валя застыла. Сердце ухнуло куда-то вниз и заколотилось в животе.
«Ты чего как столб встала?» — Зоя налетела сзади, запнулась об неё. Проследила за взглядом. «Ох, ничего себе! Это кто такой? Пойду узнаю».
«Зоя, подожди…»
Но та уже расталкивала всех локтями.
Валя отошла к стене. Смотрела, как Зоя подлетела к Катьке Антоновой, о чём-то пошепталась, потом они вместе подошли к парню. Катька — дочка бухгалтера, всех в районе знает.
Игла ревности кольнула Валю в сердце. Впервые в жизни ей хотелось оттолкнуть подругу. Уйти с этим парнем далеко-далеко, где они были бы совсем одни.
А Зоя уже кружилась с ним в вальсе, запрокинув голову, заливисто хохоча. И он смотрел на неё — улыбался.
У Вали защипало в глазах. Она отвернулась, чтобы никто не видел.
«А это подруга моя, Валентина!»
Зоин голос над ухом. Валя медленно повернулась.
На неё смотрели те самые глаза. Синие. Смеющиеся.
«А это Костя, — продолжала Зоя. — К деду на хутор приехал, после армии».
«Очень приятно», — сказал он и протянул ладонь. Твёрдую, тёплую.
Валя осторожно вложила свою:
«Мне тоже».
***
Домой шли втроём по пыльной дороге. Луна висела над полем, огромная, жёлтая. Пахло скошенным сеном.
Костя рассказывал про службу — про море, про Севастополь, про дальние походы. Девушки слушали, ахали. Зоя висла на его руке.
Он приехал к деду Тимофею на хутор. От хутора до деревни — километра два лесом. Деда в селе редко видели: раз в месяц привозил мёд местным, закупался в сельпо, забирал газеты на почте. Бобылём жил.
Валин дом был ближе. Попрощались у калитки.
«Спокойной ночи, Валентина», — сказал Костя. И улыбнулся — ей одной.
Она смотрела, как они уходят по улице. Два силуэта в лунном свете. Зоя прижалась к нему, положила голову на плечо.
Валя долго стояла у калитки. Потом тихо заплакала — сама не зная почему.
***
Лето закружило, понесло.
То ли приезд Кости, то ли судьба так распорядилась — но все планы девушек пошли наперекосяк.
У Вали заболела мать. Простуда, думали сначала. Полежит, отойдёт. Но дни шли, а ей становилось всё хуже. Фельдшер приехал, покачал головой: надо в район, на обследование. А как ехать? Ферма не ждёт, телят кормить надо.
Валя взвалила на себя всё. Вставала затемно, бежала на телятник. Потом — дом, огород, мать. Падала вечером замертво. Ни о каком поступлении и речи не было.
А Зоя? Зоя пропадала с Костей. То на речке до ночи, то в лесу за грибами, то на хуторе у его деда. Забегала к Вале редко — на минутку, рассказать, какой Костя замечательный, и убежать обратно.
Как-то в августе столкнулись на дороге. Валя шла с фермы — в кирзовых сапогах, рабочей юбке, платке на голове. Зоя — нарядная, в городском платье, с лентой в волосах.
«Привет! Ты как?»
Валя показала на сапоги:
«Как видишь».
«Тётя Маша всё болеет?»
«Почти не встаёт».
«Жалко», — Зоя сказала это равнодушно, думая о своём. «Слушай, а ты куда такая?»
«С работы. А ты куда нарядная?»
«Мы с Костей в клуб идём, потом гулять будем до утра. Он такой… — она мечтательно закатила глаза. — Ладно, не буду тебя задерживать».
Валя не выдержала:
«А раньше мы с тобой всегда вдвоём везде ходили».
Зоя засмеялась:
«Валь, ты чего? Мы выросли из детских штанишек. Нам теперь о будущем думать надо. Я через неделю в город поступать еду. Ты, как вижу, нет».
Что-то оборвалось внутри.
«Нет, — сказала Валя. — Не еду».
«Ну вот. Буду приезжать — в гости зайду. Пока, подруга!»
И упорхнула, помахав рукой.
Валя брела домой и глотала горькие слёзы. Ей тоже хотелось в клуб на танцы, в город на учёбу. Она так мечтала стать медсестрой — помогать людям, лечить. Но маму не бросишь. Одна она у неё на всём белом свете.
✍🏻 Продолжение следует.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
