Серёжка помнил тот день до мельчайших подробностей. Было начало девяностых, ему едва исполнилось шесть. В их глухую деревню Сосновку из города переехала пожилая пара — Клавдия Петровна и Виктор Степанович Морозовы. Купили они покосившийся домик напротив, с двумя маленькими окошками и огромным заросшим огородом.
— Смотри-ка, новые соседи, — мать Серёжки выглянула в окно, отодвинув ситцевую занавеску. — Интеллигенты какие-то, городские.
Старики жили тихо, почти незаметно. По утрам Виктор Степанович выходил на крыльцо с кружкой чая, долго смотрел на лес, а Клавдия Петровна возилась с цветами в палисаднике. Два раза в неделю приходили за молоком — вежливо стучали в калитку, благодарили.
— Серёженька, подержи-ка, — Клавдия Петровна однажды сунула мальчику в карман шоколадку «Алёнка». — Только маме не говори, что я балую.
— Спасибо, тётя Клава!
— Какая я тебе тётя? Бабушка Клава зови.
У стариков своих детей не было. Серёжка это понял по тому, как жадно Клавдия Петровна смотрела на него, когда он играл во дворе.
***
Прошло три года. В тот февральский вечер мели метели, телевизор показывал плохо, и семья Серёжки рано легла спать. В окно постучали — тихо, робко.
— Виктор Степанович… — Клавдия Петровна стояла на пороге в наброшенном на плечи платке, лицо мокрое от слёз. — Помер мой Витенька…
Мать Серёжки ахнула, отец начал одеваться. Всю ночь взрослые хлопотали — организовывали похороны, утешали вдову. Серёжка не спал, слушал, как мать шептала отцу:
— Пятьдесят два года вместе прожили. Как она теперь одна-то?
После похорон Клавдия Петровна словно усохла. Перестала выходить во двор, цветы в палисаднике завяли под снегом. Мать Серёжки каждый день носила ей еду, а мальчик сидел рядом на табуретке, слушая рассказы о прошлой жизни.
— Мы с Витенькой на одном заводе работали, в литейном цеху. Тяжело было, ох, тяжело. Зато квартиру дали хорошую, трёхкомнатную. Племяннице оставили, когда сюда переехали. Думали — на природе доживём…
Она замолкала, глядя в окно, где за забором темнел их общий с покойным мужем дом.
***
В апреле, когда снег уже сошёл, но трава ещё не зазеленела, Клавдия Петровна позвала Серёжку к себе. На старом диване, в картонной коробке из-под обуви, копошился крохотный рыжий комочек.
— Котёнок! — Серёжка присел на корточки, боясь дышать.
— Нашла его вчера у магазина, в мусорном баке. Слепой ещё, только-только глазки открылись. Бросил кто-то… — Клавдия Петровна погладила котёнка одним пальцем. — Знаешь, Серёженька, тяжело мне одной. Совсем тяжело. А тут вот… живая душа.
— Он есть хочет?
— Молоко грею, а он пить не умеет. Из пипетки пробовала — не получается.
Серёжка сорвался с места, помчался домой. Младшая сестрёнка спала в люльке, соска лежала рядом на пелёнке. Схватив её, мальчик побежал обратно.
— Вот! Давайте попробуем!
Котёнок вцепился в соску крохотными лапками, начал сосать. Клавдия Петровна впервые за долгие месяцы улыбнулась — беззубо, по-стариковски, но искренне.
— Молодец, Серёженька. Молодец. Теперь выживет наш малыш.
— А как назовём? — мальчик не отрывал глаз от котёнка.
— Рыжик он у нас. Видишь, какой огненный? Прямо солнышко маленькое.
***
Всю весну они выхаживали Рыжика вдвоём. Серёжка после школы первым делом бежал к бабушке Клаве — проверить, как там котёнок. Грели молоко, варили жидкую кашку, учили его есть из блюдца.
— Слабенький он у нас, — вздыхала Клавдия Петровна. — Видно, рано от матери оторвали.
— Ничего, бабушка Клава, выходим! Правда же, Рыжик?
Котёнок рос медленно, но к лету окреп. Шерсть стала густой, пушистой, цвета осенней листвы. Глаза — янтарные, умные. Он не отходил от Клавдии Петровны ни на шаг, спал у неё на подушке, ел только с её рук.
— Это мой внучек, — говорила она соседкам. — Единственный мой внучек.
Серёжка не ревновал. Он видел, как преобразилась старушка — снова начала улыбаться, выходить во двор, даже цветы посадила.
— Рыжик, иди сюда! — звал мальчик.
Кот прибегал, тёрся о ноги, мурлыкал. Но стоило Клавдии Петровне позвать — тут же мчался к ней.
***
Годы летели незаметно. Серёжка рос, Рыжик рос вместе с ним. Каждое утро кот провожал мальчика до школы — три километра по просёлочной дороге. Ждал после уроков у ворот, и они вместе возвращались домой.
— Твой охранник, — смеялась мать. — Прямо как собака.
— Он умный, — отвечал Серёжка. — Он всё понимает.
Зимой, в метель, Рыжик всё равно шёл провожать — прыгал по сугробам, отряхивался, но не отставал. Весной, когда дороги развозило, брёл по грязи, потом долго вылизывался на крыльце.
А вечерами Серёжка делал уроки у бабушки Клавы, пока она вязала и рассказывала о своей молодости, о муже, о том, как мечтали о детях, но не сложилось.
— Зато теперь у меня есть вы с Рыжиком, — говорила она, и глаза её светились. — Два моих мальчика.
✍🏻 Продолжение следует.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
