В деревне Глухово время текло медленно. Зимы были долгими, лета короткими, а жизнь тяжелой. Когда умер старый Прохор Ильич, никто особо не удивился — восемьдесят лет не шутка. При жизни он был человеком угрюмым, с тяжелым взглядом и характером еще хуже. Детей пугал, с соседями ругался, жену свою, давно покойную, говорят, бил смертным боем.
Похоронили его как полагается — гроб, могила, крест. Помянули скромно. Никто особо не плакал, разве что Варвара, его дальняя родственница, вздохнула с облегчением — теперь домик Прохора достанется ей.
В ночь после похорон разразилась страшная гроза. Молнии били в землю, ветер ломал деревья, а дождь хлестал так, словно хотел смыть саму деревню. Старуха Матрена, что жила у самого кладбища, увидела в свете молнии странное — земля на свежей могиле Прохора будто вздыбилась, а потом опала.
“Показалось”, — подумала она, перекрестилась и задернула занавеску.
Через три дня пастух Егор не досчитался овцы. Нашел ее на опушке леса — мертвую, с раскрытым горлом, словно что-то пило ее кровь. А рядом — следы босых человеческих ног, странные, глубокие, словно тот, кто их оставил, был невероятно тяжелым.
В ту же ночь кто-то стучал в дверь Варвары. Стук был медленным, тяжелым, словно костяшками пальцев о дерево. “Впусти, Варьюшка”, — раздался голос, до жути похожий на голос Прохора. “Холодно мне, впусти погреться”.
Варвара не открыла, всю ночь просидела в углу, читая молитвы, пока стук не прекратился с первыми лучами солнца.
На следующую ночь стук повторился, но уже у Семена Кузьмича, что когда-то крупно поссорился с Прохором из-за межи. Семен не поверил жене, говорившей, что слышит голос покойника. Открыл дверь…
Утром нашли его на пороге — посиневшего, с открытыми, полными ужаса глазами и следами пальцев на горле.
Деревня погрузилась в страх. Ночью никто не выходил из домов. Люди зажигали лампады перед иконами, вешали чеснок на окна и двери. Но каждую ночь то в одном, то в другом доме слышался тяжелый стук и хриплый голос Прохора.
Федор, кузнец, потерял сына — мальчишка вышел по нужде на двор и не вернулся. Нашли его утром у колодца — бледного, с двумя маленькими ранками на шее, из которых сочились последние капли крови.
“Упырь”, — шептались в деревне. “Прохор стал упырем”.
Старый Никодим, проживший почти век и помнивший еще прадедов нынешних жителей, рассказал, что и раньше такое случалось. “Если злой человек умирает и земля его не принимает, встанет он из могилы и будет ходить, пока всю злобу свою не выплеснет. Или пока не упокоят его правильно”.
В ночь на седьмой день после похорон Прохора, самые смелые мужики — Федор-кузнец, мельник Тихон и охотник Степан — взяли лопаты, освященную воду, серебряный крест и отправились на кладбище. Луна скрылась за тучами, словно не хотела видеть того, что должно было произойти.
Могила Прохора оказалась полуразрытой, земля вокруг была взрыхлена, словно кто-то выкарабкивался наружу. Когда они сняли крышку гроба, то отшатнулись в ужасе — Прохор лежал с открытыми глазами, полными злобы. Кожа его не имела трупной бледности, а была почти розовой. Ногти выросли и стали похожи на когти, а изо рта, в котором виднелись заостренные клыки, сочилась свежая кровь.
Когда Федор поднял серебряный крест, тело в гробу зашипело и попыталось подняться. Тихон плеснул святой водой — раздалось шипение, словно вода попала на раскаленное железо. Кожа Прохора начала дымиться.
“Осиновый кол ему в сердце, и быстрее!” — крикнул Никодим, остававшийся наблюдать со стороны.
Степан достал заранее подготовленный кол из молодой осины, заостренный и благословленный деревенским священником. Федор и Тихон держали извивающееся тело, пока Степан устанавливал кол над самым сердцем упыря.
“Господи, помилуй его душу”, — прошептал Тихон, и Степан ударил молотом по колу.
Раздался нечеловеческий крик, от которого, казалось, сама земля содрогнулась. Тело Прохора выгнулось дугой, изо рта хлынула черная, густая кровь. Затем оно обмякло и стало стремительно меняться — кожа ссохлась, обтягивая кости, глаза запали, а клыки втянулись обратно.
Теперь перед ними лежал обычный труп недельной давности.
Мужики перевернули тело лицом вниз, чтобы упырь “грыз землю, а не путь наверх искал”, насыпали в гроб чеснока и освященной земли. Закрыли крышку, забили дополнительные гвозди, закопали могилу глубже прежнего и навалили сверху тяжелый камень. Священник отец Мирон, прибывший наутро, отслужил над могилой особый обряд, окропил ее святой водой и оставил на кресте серебряное распятие.
С тех пор Прохор больше не беспокоил деревню. Но каждый год, в день его смерти, люди приносили на могилу чеснок и осиновые ветки, а старики рассказывали молодым историю о том, как зло не уходит бесследно, а иногда возвращается, чтобы напомнить о себе.
В особенно темные ночи, когда ветер завывает в печных трубах, старожилы крестятся и шепчут молитвы. И никто в деревне Глухово не выходит из дома после заката, особенно когда луна скрывается за тучами — говорят, в такие ночи можно увидеть на кладбище темную фигуру, которая бродит между могил, словно ищет что-то… или кого-то.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
