Сказ о Кровопийце из проклятого склепа

Слушайте, люди добрые, сказ мой страшный, да не выдумка это, а быль горькая, правда чистая…

Стояло в наших краях село одно, чудное место, прямо скажу. Кругом болота топкие да овраги с пещерами, как пасти адовы. Но не в том страх-то был. А в том, что в ночь перед Иваном Купалой, каждый год почитай, кто-то из наших сельчан бесследно пропадал, а поутру только косточки обглоданные да тряпьё рваное находили.

Сперва пропал кузнец наш, Ивашка, большой да сильный был мужик. После, годика через три, жена его, Дарьюшка, сгинула. А там и бабка-знахарка, Аграфена, домой не вернулась из лесу.

Шептались люди меж собой, дескать, всему виной погост заброшенный, что на восточной окраине села стоит. Там, в склепе каменном сером, лежал барин — Игнат, прозванный Кровопийцевым. Ох, лютый был человек! Наши деды вилами его заколоть сподобились, больше сотни лет тому назад.

При жизни своей барин девок деревенских в усадьбу забирал, а возвращались они уж не в себе, с умом помутненным, да с ранками странными на шее.

И вот, значит, помер тот барин, а тело его не гниёт, не разлагается. Батюшка отпевать отказался такого грешника, а всё ж закопали. И через годок — на тебе! — начали люди пропадать. И всякий раз после исчезновения над погостом огни блуждающие полыхали, да вой утробный слыхать было, аж волосы дыбом!

Рос у нас в селе мальчонка, Захарка, лет двенадцати от роду. Весь в веснушках, волосы вечно растрёпаны. Сирота, бабка Евдокия его растила — женщина суровая, с норовом.

— Ты в окошки не гляди, внучек, — бывало шепчет она, развешивая по окнам мешочки с чесноком. — Не смотри, чтоб он тебя не учуял.

— А сегодня он придёт, бабуня? — спрашивает Захарка.

— Сегодня ночью как раз Иван Купала. Встанет из могилки Упырь, Кровопийцев-барин, в село к нам поползёт.

И чеснок бабка по всей избе понатыкала, перед дверью, и даже у порога горку чеснока насыпала…

День весь зной стоял нестерпимый, будто дышать было нечем. Воздух — что кисель густой. Спрашивает Захарка друга своего Даньку, сына лесничего:

— Может, на этот раз никто не пропадёт?

А Данька, долговязый парень, только ухмыльнулся мрачно:

— Пропадёт, и не мечтай! Верку-доярку видел? Шею платком обмотала. А под ним — дырки две, будто от змеи. Это Упырь метит, кого следом жрать задумал.

— А чего он к нам таскается?

— Мне дед рассказывал, что перед смертью барин всю деревню проклял. Мол, буду забирать по одному, пока деревня пустой не станет.

— Враки, — бурчит Захарка, а у самого аж мороз по спине.

В ту ночь Захарка долго не мог заснуть. Ворочался на лежанке своей узкой, слушал, как часы на стене тикают. Бабка за занавеской храпела так, что избёнка ходуном ходила.

Ночь душна была, звёзды за тучами хоронились. Деревня спала, да сон тот был тревожный: люди в хатах своих заперлись, пороги солью обсыпали. Токмо псы иногда головы поднимали да скулили тихонько, чуя лихо.

Только задремал мальчонка, как проснулся от скрёба когтей по стеклу. За окном мелькал свет странный, голубой. Захарка с лежанки вскочил, к окну прильнул и услыхал чавканье мерзкое.

Во дворе маячила фигура высоченная, тощая, с глазищами красными. Лицо бледное, как у покойника, уши острые, ко стеклу прижалось, а рот кровью сочится, зубы что иглы торчат. Из тьмы показалась рука костлявая с когтями длиннющими.

— Впусти меня, мальчик, — проскрипел голос. — Мне кровушка нужна, свеженькая, молоденькая… мне жизнь твоя надобна!

Тут часы полночь пробили. Захарка с криком от окна отпрянул.

Проснулась бабка Евдокия, зашептала слова молитвы, да к стеклу медный крест приложила. Чудище зашипело и отшатнулось.

— Всё одно приду! Всех вас сожру!

— Видал Кровопийцева-то? — спросила бабка, доставая из-под половицы узелок с травами какими-то. — Он упырь. Ни живой, ни мёртвый. Когда барина-то порешили, он успел проклятье наложить. С той поры мстит всем живым.

Смешала она травы с чесноком, и давай молиться перед образами.

Вскорости услыхали они крики. Шум в избе соседской, будто кто бьётся.

— К Петровичу влез, — шепнула бабка. — Царствие ему небесное.

Потом шаги на крыше послышались и скрежет когтей. Труба печная заскрипела.

— Не войдёшь! — гаркнула бабка, крест схвативши.

Дверь затрещала от ударов, да выдержала. Вдруг из печи туча сажи вылетела, а следом голова упыря показалась.

— Ну, здорово, старая. Давненько не видались.

Одним махом выбил он крест из руки бабкиной и схватил её за горло.

— Помнишь, старая, как твой дед меня убивал? Теперя я то же самое содею.

Как только Упырь пасть свою раскрыл, слюной розовой истекающую, Захарка молнией метнулся, схватил мешочек с чесноком да травами и сунул прямо в пасть ему!

Тот, проглотив «угощение», отшвырнул бабку и к мальчонке повернулся.

— Что за запах? Что за отраву я токо што отведал?

Упырь за горло схватился, изо рта потекла жижа чёрная.

— Не отрава, нечисть, — усмехнулась очнувшаяся бабка. — Чеснок с травами изгоняющими да землицей освящённой.

Выл Упырь, кожа у него лопалась, нутро почерневшее обнажая. Рассыпался он в прах, оставив токмо горсточку пепла да зуб почерневший.

— Помер он? — спросил дрожащий Захарка.

— Упокоился. Ненадолго. Через десять лет восстанет снова. Ежели только не сыщется смельчак, который упокоит его опять.

Минуло шесть десятков лет. Деревня почти опустела. Остался лишь старый Захар Степаныч в избе полуразвалившейся.

Каждые год, в ночь перед Иваном Купалой, старик берёт мешочек, набитый травами с чесноком, и идёт на погост. Всякий раз ворочается осунувшийся, да с блеском победным в очах.

У склепа Кровопийцевых находят яму свежевырытую, а потом засыпанную. Никто не ведает, что там творится, но все разумеют — покуда жив старый Захар, деревня в безопасности. Вот только ему уж под восемьдесят. И выдюжит ли он встречу следующую?

Намедни в лесу видали фигуру высоченную с глазищами красными. Принюхивалась она и метки чудные на деревах оставляла.

Воротился Упырь. И голоден он.

© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.