— Оксана, зайди ко мне на минутку, — позвала меня соседка Людмила, когда мы возвращались с кладбища.
Только что похоронили бабу Клаву — Клавдию Ивановну Сидорову. Жила она в нашем доме сорок лет, на первом этаже, а я — на четвёртом.
— Спасибо, Люд, но я домой пойду, — отказалась я. — Дочка из школы скоро придёт.
— Понимаю, — кивнула соседка. — День тяжёлый. Восемьдесят пять лет прожила старушка. Одна-одинёшенька.
Я вздохнула. Честно говоря, баба Клава была той ещё штучкой. Скупая до невозможности, вечно всех подозревала, что хотят её обокрасть. Помню, как-то попросила у неё лишнюю лампочку — так она мне потом полгода при встрече напоминала.
— Ксюш, постой! — окликнула меня Людмила у подъезда. — Тут вот какое дело… Родственники из деревни приезжали, сказали — по обычаю вещи покойной раздать соседям надо. На память.
— Да не нужно мне ничего, — попятилась я.
— Ну возьми хоть что-нибудь! — Людмила полезла в пакет. — Вот, носки шерстяные. Сама вязала, овечья шерсть настоящая!
Она протянула мне сверток — носки были толстые, серые с белыми полосками, явно ручной работы.
— Люд, да зачем они мне…
— Возьми-возьми! Нельзя отказываться, примета плохая.
Дома я сразу убрала носки в комод. Терпеть не могу чужие вещи, тем более от покойников. Муж Павел всегда смеётся надо мной — говорит, я слишком брезгливая.
Прошёл месяц. В конце января ударили такие морозы, что птицы на лету замерзали. А у нас, как назло, батареи еле тёплые — экономят в ЖЭКе.
— Ксюш, я на смену, — сказал Павел вечером. — Ты грелку сделай, а то ноги ледяные будут.
— Какую грелку? — простонала я. — У меня уже сейчас ноги не чувствую!
Лежу вечером, пытаюсь заснуть, а ноги как будто в ледяной воде. Вспомнила вдруг про носки бабы Клавы.
«Нет уж, — подумала. — Обойдусь».
Но через час сдалась. Достала носки из комода — мягкие такие, пушистые. Пахнут овечьей шерстью и ещё чем-то… травами, что ли.
Надела — и сразу такое тепло по ногам пошло! Будто в печку их сунула. Минут через десять я уже спала.
Проснулась среди ночи от жуткого холода. Ноги голые, ледяные, а носки… носки под кроватью валяются! Причём далеко, у самой стены.
«Сама во сне скинула», — решила я, хотя было как-то не по себе.
Достала носки, снова надела. Только глаза закрыла — сон странный. Стоит передо мной баба Клава в своём вечном цветастом халате. Смотрит исподлобья и шипит:
— Сними! Не твоё! Воровка!
Проснулась в холодном поту. Носки опять под кроватью.
Больше я их не надевала. Утром спрятала обратно в комод и постаралась забыть.
Через пару недель приехала моя мама погостить. Простыла она, температура, озноб.
— Доченька, дай что-нибудь на ноги тёплое, — попросила она. — Никак не согреюсь.
Я принесла ей свои шерстяные носки, но мама отказалась:
— Нет, эти тонкие. Нет ли чего потолще?
И тут я вспомнила про носки бабы Клавы. «Ладно, — подумала. — Маме-то что будет?»
Достала, дала маме. Она надела, улыбнулась:
— Вот это да! Сразу теплее стало. Хорошие носки, качественные. Где взяла?
— Да… подарили, — соврала я.
Мама легла, укрылась одеялом. Я пошла на кухню готовить ужин. Минут через сорок слышу — мама стонет.
Вбегаю — она на кровати сидит, ноги руками обхватила, лицо перекошено от боли.
— Мама! Что случилось?
— Ноги… — хрипит она. — Будто… тисками… сжимает… Сними… быстрее…
Я рванула с неё носки. Мама охнула, откинулась на подушку.
— Воды дай… И валидол…
Напоила, дала лекарство. Мама отдышалась, ноги растёрла.
— Что это было? — спросила я.
— Не знаю, — прошептала она. — Задремала, а проснулась от дикой боли. Будто кто-то ноги в тиски зажал и крутит. Еле эти носки стянула.
— Мам, а сон какой-нибудь видела?
Она вздрогнула:
— Видела. Старуха злая… в цветастом халате. Кричит: «Воровка! Отдай моё!»
Мне стало страшно.
— Мам, это баба Клава. С первого этажа. Месяц назад умерла. Это её носки.
Мама перекрестилась:
— Господи помилуй… Оксана, немедленно избавься от них! Но не выбрасывай — грех. Отнеси на могилу, пусть хозяйка заберёт.
На следующее утро я поехала на кладбище. День был морозный, но солнечный. Снег искрился, тишина стояла мёртвая.
Нашла могилу бабы Клавы — холмик ещё свежий, венки примёрзли к ограде. Положила носки прямо на снег у креста:
— Простите, Клавдия Ивановна. Забирайте своё. Не нужно мне чужого.
Уходя, оглянулась — носки лежали на белом снегу, как два серых зверька.
Через несколько дней встретила Людмилу в магазине:
— Ксюш, представляешь, — зашептала она. — Была вчера на кладбище, цветы отцу отвозила. Мимо Клавкиной могилы шла — а носков-то нет! Куда делись?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Может, бомжи взяли.
— Да какие бомжи! — махнула рукой Людмила. — Кто с могилы-то возьмёт? Страшно же. Это сама Клавка за ними приходила, точно тебе говорю!
С тех пор прошло пять лет. Больше баба Клава мне не снилась. И маме тоже. Видно, забрала свои носки и успокоилась. А может, нашла, кому ещё их подарить на том свете — характер-то у неё был ещё тот.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
