Невеста с Ваганьковского кладбища

© Оккультный Советник Арт.
Поделиться

— Ну что, старик, как жизнь? — Костя хлопнул меня по плечу, усаживаясь на больничную койку.

— Да как в том анекдоте про оптимиста, падающего с крыши. На каждом этаже кричит: «Пока всё хорошо!» — я попытался улыбнуться, но получилась скорее гримаса.

Костя покачал головой. Мы дружили с детства, и он всегда умел читать меня как открытую книгу. Достал из пакета термос с чаем, печенье.

— Расскажешь? — спросил он, наливая ароматный напиток в пластиковые стаканчики.

Я посмотрел на свои руки — кожа да кости, вены просвечивают. Тридцать два года, а выгляжу на все семьдесят.

— Помнишь, я квартиру купил два года назад? На Садовой, однушка в старом фонде?

— Ещё бы! Ты так радовался, что наконец-то съехал от родителей. Правда, потом перестал звать в гости…

— Вот именно, — я сделал глоток чая. — Всё началось в первую же ночь.

***

Я ввалился домой около одиннадцати вечера. Смена в травматологии выдалась адская — три ДТП подряд, операции, крики, кровь. Хирург из меня так себе, но людей спасать получается. В новой квартире ещё толком не обжился — коробки везде, на окнах даже штор нет.

Рухнул на диван прямо в джинсах. И тут же вырубился.

Проснулся от холода. Знаешь это чувство, когда кто-то на тебя смотрит? Вот оно самое. Открываю глаза — у окна стоит девушка. Молодая, лет двадцати пяти, в длинном белом платье. Красивая, но какая-то… неправильная.

— Извини, что разбудила, — говорит она, и голос у неё как шелест листьев. — Я Лиза. Живу здесь.

Я сел, протёр глаза:

— Это я здесь живу. Квартиру купил на прошлой неделе.

— А, — она кивнула, словно это всё объясняло. — Понятно. Значит, Валентина Петровна всё-таки продала. Сколько же времени прошло…

И тут я заметил. Платье у неё не просто белое — оно в тёмных пятнах. Бурых, засохших. И руки… на запястьях глубокие порезы, края рваные.

— Слушай, — я встал, стараясь говорить спокойно, как с пациентами в шоке. — Тебе нужна помощь? Давай я скорую вызову…

Она засмеялась. Тихо так, печально:

— Поздно. На сорок три года опоздал.

— Что?

— Я умерла в восемьдесят первом. Здесь, в этой квартире. В ванной.

Костя, я тебе клянусь — температура в комнате упала градусов на десять. Я видел, как моё дыхание превращается в пар.

— Не бойся, — Лиза подошла ближе, и я заметил, что она не идёт, а как будто скользит над полом. — Я не злой призрак. Просто… одинокий.

— Призраков не существует, — выдавил я.

— Конечно, — она протянула руку к моему лицу.

Ледяные пальцы коснулись щеки, и я почувствовал не просто холод — я почувствовал её боль. Острую, невыносимую, как будто лезвие режет изнутри.

— Веришь теперь? — спросила она, отстраняясь.

Я кивнул, не в силах говорить.

— Хочешь чаю? — вдруг спросила Лиза. — Я умею заваривать. Правда, сама не пью — не могу согреться. Но люблю смотреть, как другие пьют. Напоминает о жизни.

***

— Погоди-погоди, — перебил Костя. — Ты хочешь сказать, что жил с призраком?

— Не жил. Сосуществовал. Она приходила только по ночам, после полуночи. Исчезала с первыми лучами солнца.

— И ты не съехал?

— А знаешь… не захотел. Она была такая потерянная, Костя. Как ребёнок, которого бросили в тёмном лесу. Я не мог её оставить.

***

Лиза оказалась хорошей собеседницей. Она помнила старую Москву, рассказывала о восьмидесятых, о своей жизни до… до того, как всё закончилось.

— Я работала в библиотеке, — говорила она, сидя на подоконнике. Лунный свет проходил сквозь неё, делая почти прозрачной. — Любила Есенина. «Не жалею, не зову, не плачу…» Иронично, правда? Теперь только и делаю, что жалею.

— О чём? — спросил я.

— О том, что не дождалась весны. Знаешь, почему я это сделала? Из-за мужчины. Банально до тошноты. Он был женат, обещал развестись. А потом его жена забеременела, и он выбрал семью. Правильно сделал, наверное. Но я тогда… я не смогла.

Она показала на запястья:

— Больно было только первые несколько секунд. А потом — тепло и покой. Думала, всё закончится. А оказалось — только начинается.

— Что началось?

— Вечность, Серёжа. Вечность в четырёх стенах. Самоубийц не пускают ни в рай, ни в ад. Мы застряли между мирами. Я могу выходить из квартиры, но только ночью и недалеко. Как собака на невидимой цепи.

***

Шли месяцы. Я привык к ночным визитам Лизы. Она готовила — призраки, оказывается, могут взаимодействовать с предметами, если очень захотят. Я находил утром борщ в кастрюле, котлеты в холодильнике, записки с её странным, старомодным почерком: «Не забудь поесть», «Купи молока», «Береги себя».

А потом случилось то, чего я никак не ожидал. Я влюбился.

Глупо, да? Влюбиться в мёртвую девушку. Но Лиза была живее многих живых. Она смеялась над моими шутками, плакала над фильмами (призраки плачут без слёз — просто дрожат, как марево над асфальтом), пела песни Пугачёвой и «Машины времени».

— Серёжа, — сказала она как-то ночью. — Ты должен жить. Найти девушку, жениться, детей завести.

— А если я не хочу?

— Не глупи. Я мертва. Ты — нет. Пока нет.

— Лиза…

— Знаешь, что самое страшное? — перебила она. — Я чувствую свою могилу. Каждую травинку, каждого червя. Когда идёт дождь, я задыхаюсь от воды. Когда жара — горю. А недавно… недавно там были люди. Подростки. Жгли костёр прямо на могиле, плясали, смеялись. Это было… невыносимо.

Я сжал кулаки:

— Какое кладбище? Номер участка?

— Ваганьковское. Участок 47, могила… не помню точно. Там старая часть, заброшенная. Серёжа, не надо. Это опасно.

Но я уже не слушал.

***

— Ты реально поехал ночью на кладбище? — Костя смотрел на меня как на сумасшедшего.

— А что мне оставалось? Она кричала от боли, Костя. Кричала так, что стёкла дрожали. Я схватил монтировку из машины и помчался.

— И что там было?

— Сатанисты, или кто они там. Пятеро подростков, лет по шестнадцать-восемнадцать. Развели костёр прямо на могиле, какие-то символы чертили, бормотали заклинания. Я не помню, как дрался. Помню только, что одному сломал руку, второго вырубил. Сторож помог — старик с ружьём подоспел на шум.

— Господи…

— Мы потушили костёр, отмыли памятник. Старик оказался дальним родственником Лизы — помнил её ещё живой. Я привёз его к нам, они поговорили. Первый раз видел, как призрак обнимает человека. Это было… пронзительно.

***

После той ночи что-то изменилось. Лиза стала слабеть. Появлялась реже, была почти прозрачной.

— Что с тобой? — спрашивал я.

— Не знаю. Наверное, время пришло. Сорок три года — большой срок даже для призрака.

Я начал ходить в церковь. Первый раз в жизни. Молился как умел — косноязычно, путано. Просил забрать её грех на себя, дать ей покой.

— Не надо, Серёжа, — говорила Лиза. — Это не твоя ноша.

— Моя, если я так решил.

— Упрямец. Знаешь, за что я тебя люблю?

Это было первый раз, когда она сказала о любви. И последний.

***

— А потом? — Костя сжал мой плечо.

— Потом начался рак. Сначала лимфоузлы, потом лёгкие, печень. Врачи разводят руками — такой агрессивной формы не видели. А я знаю: это расплата. Добровольная. Я взял её боль, чтобы она могла уйти.

— Серёжа…

— Не жалей меня. Я не жалею. Вчера ночью она пришла в последний раз. Сияющая, как ангел. «Меня отпускают, — сказала. — Благодаря тебе. Я буду ждать. Но не торопись — живи сколько сможешь». И исчезла. Навсегда.

Костя молчал. За окном палаты начинался дождь.

— Знаешь, — сказал я. — Есть боль, которую стоит нести. Есть любовь, за которую стоит умереть. Я сделал свой выбор. И когда придёт время… я буду готов.

— Ты псих, — голос Кости дрогнул. — Полный, конченый псих.

— Возможно. Но я — счастливый псих.

***

Сергей Волков умер через две недели после этого разговора. На похороны пришло много народу — коллеги, пациенты, которых он спас. Все говорили правильные слова о долге врача, о трагедии, о несправедливости судьбы.

Только Константин знал правду. И старый сторож с Ваганьковского кладбища, который положил на гроб белые розы — чётное количество.

— За что? — спросил Костя.

— За любовь, — ответил старик. — Настоящая любовь требует жертв. И иногда — жизни.

В ту ночь Косте приснился Серёжа. Молодой, здоровый, счастливый. Рядом с ним стояла девушка в белом платье — уже без пятен крови.

— Спасибо, что дослушал, — сказал друг. — Береги себя. И помни: чудеса случаются. Просто иногда за них приходится платить.

Константин проснулся в слезах. На тумбочке лежала записка, которой точно не было вечером:

«Мы в порядке. С. и Л.»

Он сохранил эту записку. На всякий случай. Вдруг когда-нибудь понадобится поверить в чудо.

© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.


Поделиться

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Прокрутить вверх

Записаться на обучение