Часть первая: «Наследство бабушки Шуры»
«Мам, ну сколько можно! Я же тебе сказала — починю!» — Катя пыталась перекричать шум старенького «Жигулёнка», который никак не хотел заводиться.
«Да что ты там починишь со своими золотыми ручками!» — голос Нины Петровны в трубке звучал раздражённо. «Три года прошло, как ты от этого своего алкаша ушла, а всё туда же — самостоятельная! Лучше бы училась, как я говорила, а не по мужикам скакала!»
Катя закусила губу. Опять двадцать пять. Каждый божий день одно и то же.
«Мам, я еду с работы. Дома поговорим».
«С какой работы? Со своей захудалой парикмахерской? Тоже мне карьера! Вот Ленка Смирнова — та да, главбухом стала. А ты что? С двумя детьми на шее да без копейки за душой!»
Катя сбросила вызов. Руки тряслись — то ли от холода, то ли от злости. Март выдался промозглым, а отопление в их с мамой однушке работало через раз.
«Мама, почему бабушка опять кричит?» — семилетняя Соня высунулась из-за переднего сиденья.
«Не кричит она, солнышко. Просто громко разговаривает».
«А почему она говорит, что я тебе жизнь испортила?»
У Кати сердце сжалось. Дочь всё слышала, как бы она ни старалась оградить детей от маминых тирад.
«Она так не думает, Сонечка. Просто… просто у бабушки плохое настроение».
«У неё всегда плохое настроение», — буркнул из глубины салона двенадцатилетний Тимофей.
Письмо от нотариуса пришло через две недели. Катя трижды перечитала, не веря своим глазам. Дом. Настоящий дом в деревне Сосновка, в трёхстах километрах от города. От бабушки Александры, матери отца Кати, которую она видела последний раз лет в шесть.
«Что это?» — Нина Петровна выхватила письмо из рук дочери. «Откуда дом? Баба Шура померла лет двадцать назад!»
«Тут написано — два месяца назад. Так ты меня обманывала? Зачем, мама?».
Но факт оставался фактом. И через неделю Катя с детьми стояла перед покосившимся забором, за которым виднелся небольшой деревянный дом с резными наличниками.
«Мам, это что, наш дом?» — Соня вцепилась в её руку.
«Наш, милая. Теперь наш».
«Развалюха какая-то», — скептически заметил Тимофей, но в голосе слышался интерес.
Внутри было… страшно. Пыль, паутина, прогнившие половицы. Но Катя видела другое — большую кухню, где можно собираться всей семьёй, светлую гостиную, две спальни. После тесной однушки это казалось дворцом.
«Ну и что ты тут делать собралась?» — Нина Петровна приехала через день, как только узнала, что дочь всерьёз намерена переехать. «Печку топить не умеешь, огород копать — тем более. Да тут всё переделывать надо!»
«Научусь».
«Научится она! Да ты же гвоздя забить не можешь! И детей куда? В деревенскую школу? Они же там одичают!»
«Мам, хватит! Я приняла решение».
«Ах, приняла! А обо мне подумала? Я тут одна останусь, больная, старая…»
«Тебе пятьдесят два года, мам. И диабет — это не смертельно».
«Бросаешь родную мать! Вот спасибо за заботу!»
Первая ночь в новом доме обернулась катастрофой. Сначала потёк потолок — как раз над кроватью Сони. Потом задымила печь, которую Катя пыталась растопить по видео из интернета.
«Мам, я есть хочу», — Тимофей стоял в дверях, кутаясь в одеяло.
«Сейчас, сынок. Только с этой печкой разберусь…»
«Может, к бабушке вернёмся?»
«Нет!» — выпалила Катя резче, чем хотела. «Прости. Просто… мы справимся, правда. Завтра всё наладится».
Но назавтра стало только хуже. Электричество работало через раз, вода из колодца пахла болотом, а местный плотник, к которому Катя обратилась за помощью, запросил такую сумму за ремонт крыши, что хватило бы на полгода аренды квартиры в городе.
Вечером она сидела на крыльце и плакала. Тихо, чтобы не услышали дети. Может, мама была права? Может, она и правда ни на что не способна?
✍🏻 Продолжение следует.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
