⏮️ Предыдущую часть рассказа читать здесь:
Он сделал шаг ко мне, и тут меня прорвало. Я заорал так, что, наверное, всю деревню перебудил:
— БАБУШКААААА!
Черт дёрнулся и зашипел — звук был как у змеи, только громче. Серёжка подскочил на кровати, увидел существо и тоже заорал.
Дверь распахнулась, влетела бабушка с иконой в руках:
— Сгинь, нечистая сила! Именем Господа нашего, изыди!
Черт взвизгнул и бросился к окну. Бабушка кинулась следом, захлопнула створки и перекрестила их.
— Баб, это был… это же…
— Знаю, — она тяжело опустилась на мою кровать. — Я же предупреждала — не ходите к тому дому. Разбудили вы их. Теперь будут ходить, пока не получат своё.
— Что им нужно? — всхлипывал Серёжка.
— Души, — просто ответила бабушка. — Им всегда нужны души.
С той ночи она каждый вечер обходила дом, окропляя углы святой водой, вешала на окна и двери веточки рябины. Ставни теперь закрывались на ночь наглухо.
Но это не очень помогало.
Каждую ночь, ровно в полночь, начиналось постукивание. Тук-тук-тук по ставням. Пауза. Снова тук-тук-тук. Иногда к стуку добавлялся скрежет когтей по дереву. А потом — голос. Тот самый, из дома:
— Мальчики… откройте… мы просто поговорим…
Серёжка затыкал уши подушкой и плакал. А я лежал и слушал. Не мог не слушать — меня как будто притягивало к этим звукам.
Однажды ночью стук был особенно настойчивым. К нему присоединились другие голоса — детские. Они плакали и звали:
— Помогите… выпустите нас… мы хотим к маме…
— Не слушай! — бабушка ворвалась в комнату. — Это не дети, это они притворяются. Читайте молитву!
Но я не знал молитв. Только смотрел на ставни, которые ходили ходуном от ударов снаружи.
Так продолжалось неделю. Мы с Серёжкой похудели, под глазами залегли тени. Есть не хотелось, спать боялись.
— Может, уедем? — предложил я бабушке.
— Нельзя, — покачала она головой. — Теперь они к вам привязались. Поедете — за вами последуют. Нужно дождаться Успения — после праздника они ослабнут.
Но до Успения было ещё две недели.
На десятую ночь случилось страшное. Стук прекратился. Стало так тихо, что слышно было, как тикают ходики в зале. А потом я услышал голос Рыжего:
— Коля! Серёжка! Выходите, пошли купаться!
— Пашка? — Серёжка приподнялся.
— Не смей! — я схватил его за руку. — Рыжий ночью не придёт. Это они!
— Да ладно тебе, — голос звучал так натурально, что даже я засомневался. — Мы с ребятами на речке, костёр развели. Пошли с нами!
— Нет!
— Да что с вами? — теперь заговорила Светка. — Бабушка спит, она не узнает. Ну чего вы как маленькие?
Голоса были точь-в-точь как у наших друзей. Но что-то в интонации… что-то неуловимое выдавало обман.
— Если вы настоящие, — крикнул я, — скажите, как зовут собаку Рыжего!
Молчание.
— Ну? Как зовут?
— Мы… мы просто хотим поиграть, — голос «Светки» стал ниже, грубее. — Выходите, мальчики. Выходите, пока мы добрые.
А потом началось такое, от чего волосы встали дыбом.
Дом затрясся. Ставни заскрипели, доски начали трещать. Казалось, ещё немного — и они ворвутся внутрь.
Бабушка вбежала с кропилом и начала брызгать святой водой на окна. Снаружи раздался такой визг, что у меня заложило уши. А потом — тишина.
— Всё, — выдохнула бабушка. — На сегодня отступили. Но завтра…
Она не договорила, но мы поняли. Завтра будет хуже.
Утром пришёл Рыжий. Живой, настоящий.
— Чего это вы какие-то зелёные? — спросил он.
Мы переглянулись с Серёжкой.
— Пашка, а ты ночью к нам не приходил?
— Ночью? — он удивлённо моргнул. — С чего бы? Я спал.
— А Светка?
— Тоже спала. А что случилось?
Мы рассказали. Рыжий побледнел.
— Они теперь нашими голосами говорят? Это плохо. Очень плохо. Мой дед рассказывал — если черти научились голоса копировать, значит, силу набрали. Скоро в дом полезут.
— И что делать?
— Не знаю. Может, батюшку позвать?
Но батюшка Михаил был в отъезде — уехал в епархию и вернётся только через неделю.
В последнюю ночь перед нашим отъездом — родители должны были забрать нас утром — я проснулся от странного ощущения. В комнате было холодно, хотя на дворе стоял август. Дыхание вырывалось паром.
И тут я понял — ставни открыты. Распахнуты настежь. А на подоконнике сидят они. Трое. Черные, рогатые, ухмыляющиеся.
— Привет, мальчик, — сказал средний. — Мы пришли попрощаться.
Я открыл рот, чтобы закричать, но голос пропал.
— Не бойся, — черт спрыгнул на пол, копыта звонко цокнули. — Мы не тронем тебя. Пока. Но запомни — ты был в нашем доме. Взял наши ягоды. Теперь ты нам должен.
— Что… чего вы хотите?
— Вернёшься, — прошипел второй. — Когда-нибудь вернёшься. Они все возвращаются.
— Иван вернулся, — добавил третий. — Дарья вернулась. И ты вернёшься.
— Никогда!
Они засмеялись — звук был как скрежет металла по стеклу.
— Посмотрим, — средний подошёл ближе. — А пока… подарочек на память.
Он протянул когтистую лапу и коснулся моей руки. Боль прожгла насквозь, я закричал… и проснулся. Рассказал бабушке.
— Это метка, — вздохнула она. — Теперь они всегда будут знать, где ты.
Утром приехали родители. Мы собрались быстро, молча. Серёжка всю дорогу домой проспал, а я смотрел в окно и думал.
С тех пор прошло пятнадцать лет. Серёжка не помнит ту ночь — бабушка сказала, что так бывает, разум защищается, стирает травмирующие воспоминания. Бабушка умерла через три года после той истории. Перед смертью взяла с меня слово, что я никогда не вернусь в Сосновку.
Я сдержал слово. Но они не забыли. Они ждут. И я знаю — рано или поздно мне придётся вернуться. Потому что долги надо платить. Даже такие.
Особенно такие.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.