Часть вторая.
Свадьбу играли на Покров, как положено. Весь день все шло ладно – песни пели, плясали, за здоровье молодых пили. А как за стол сели после венчания, смотрят – перед молодыми кисет лежит. Тот самый, что Катя жениху вышивала. И из него… Господи помилуй… змея выползает! Черная, с желтым брюхом, шипит и прямо на невесту смотрит.
Гости заорали, кто куда бросился. Мужики за топоры схватились, но змея – раз! – и нет ее, будто сквозь землю провалилась. Только запах остался – серный, тошнотворный.
Старухи сразу зашептались: “Ой, не к добру это! Ой, беда будет!” А молодая у жениха спрашивает: “Где кисет-то был? Я ж его тебе в руки отдала!”
Авдейка признался – украли кисет за два дня до свадьбы. В МТС из кармана пропал, пока трактор чинил.
Ночью молодых в горницу проводили. А наутро… Ох, что было-то! Авдотья пошла корову доить – а та сухая стоит, ни капли молока! Колодец проверили – воды нет, до самого дна сухо! И это после дождей осенних!
Стучится Авдотья к молодым – тишина. Дверь открыли – Авдейка стоит бледный как полотно, а Катя на кровати лежит – не мертвая, но и не живая. Глаза открыты, смотрят в потолок, а сама ни слова сказать не может, ни пошевелиться.
Побежали за бабкой-знахаркой, за Матреной Кривой. Та пришла, посмотрела, покачала головой: “Сильное колдовство, – говорит. – Ночью к ней та змея приползала, на грудь легла, в глаза посмотрела и душу заморозила. Попробую отчитать, но не обещаю.”
Заперлась Матрена с Катей, свечи церковные зажгла, воду святую принесла. Три часа там сидела, молитвы читала. Вышла – вся мокрая, будто из бани.
А следом и Катя вышла, еле на ногах держится. “Везите меня домой, – говорит. – Не могу я тут оставаться. Ночью проснулась – а на груди змея лежит, в глаза смотрит. Холод от нее такой, что сердце останавливается. Это не змея была – это ОНА!”
Увезли Катю родители. Отец ее Ильиным сказал: “Разбирайтесь сами с вашей ведьмой. А пока она в доме бесчинствует, дочь не верну.”
Поехал тогда Матвей Иванович в дальнее село к колдуну. Говорили, что тот любую порчу снять может. Нашел – старичок древний, в избушке покосившейся живет.
Выслушал колдун и головой покачал: “Эх, беда у вас, мил человек. Дарья-то эта – не простая девка. В роду у них женщины с темной силой рождаются. Спит она обычно, но если разбудить любовью да ревностью – тогда держись! Как пиявка присосется, пока кровь всю не выпьет.”
“Что ж делать-то?” – спрашивает Матвей Иванович.
“Вот что, – говорит старик. – Как приедешь, дом на все запоры запри. Кисет тот проклятый в печь брось. И что бы ни случилось – не открывай никому до петухов! И главное – ничего из дома не давай: ни воды, ни огня, ни хлеба крошки. Продержитесь ночь – может, отстанет. А нет…” – и рукой махнул.
Вернулся Матвей Иванович к вечеру. Заперлись они всей семьей, ставни закрыли, печь растопили пожарче. Помолились и бросили кисет в огонь.
Сначала тихо было. А потом… Господи, что началось! Сначала в дверь застучали – так сильно, что известка со стен посыпалась. Голос Дарьи кричит: “Откройте! Пожар! Крыша горит!”
Авдотья было к двери кинулась, но муж удержал. А удары все сильнее, все страшнее. Потом другие голоса присоединились – будто вся деревня под окнами собралась.
И тут они услышали, как топор в дверь бьет! БУХ! БУХ! Доски трещат, щепки летят. Выбежали в сени – а в двери уже дыра, и в нее сосед Игнат заглядывает.
“Вы чего не открываете? – кричит. – Мы думали, угорели вы!”
И пока Ильины с ним разговаривали, Дарья змеей проскользнула мимо, схватила что-то в углу и убежала. А схватила она… метлу старую, что в углу стояла. Ту самую, которой Авдотья двор мела.
Ушли соседи, а Матвей Иванович сыну говорит: “Уезжай, Авдей. Не будет тебе житья здесь. Может, на чужой стороне от этой напасти спасешься.”
Собрал Авдейка узелок, вышел в сад покурить перед дорогой. А там… она уже ждет. Стоит под яблоней, волосы распущены, в белой рубахе, как утопленница.
“Авдеюшка, – говорит нежно, а глаза горят красным огнем. – Не уйдешь ты от меня. Я твоя судьба. Могу я тебя любить, могу и погубить. Выбирай!”
А он отвернулся: “Отстань, ведьма! Не нужна ты мне!”
Тогда она засмеялась – и смех этот… кто слышал, тот до смерти не забудет. Как будто не человек смеется, а филин в ночи ухает.
Наутро нашли Авдейку мертвым под яблоней. А на груди у него – след от змеиного укуса. Два прокола аккурат над сердцем.
Дарья его ненадолго пережила. Через месяц померла – то ли с горя, то ли сама на себя руки наложила. Хоронить ее не хотели на кладбище – боялись. Но сестрам ее удалось упросить батюшку. Похоронили недалеко от Авдейки, но крест ставить не стали – только камень положили.
И знаете что? С тех пор люди видели… Выходит она по ночам из могилы, идет к Авдейке, над крестом его плачет. А плач тот – не человеческий.
Вот такая история, детоньки. А знаете, что самое удивительное? Через много лет, когда уже и деревня наша почти опустела, приезжала сюда одна женщина из города – правнучка той самой Катеньки Волковой.
Рассказывала, что бабка ее до самой смерти Авдейку вспоминала, но не с любовью, а со страхом каким-то. Говорила: “Не его я боялась, а ЕЁ – той, что в темноте ждала. Потому что видела я в глазах ее не злобу, а такую тоску бездонную, что лучше бы злоба была.”
Вот и думай теперь – кто тут жертва, кто палач. Может, Дарья просто любить умела так, как никто из нас не умеет – до последней капли крови, до последнего вздоха. А мы, обычные люди, такой любви боимся больше смерти. Потому и зовем ведьмами тех, кто любит без оглядки, без меры, без надежды на взаимность. Страшно ведь, когда тебя любят сильнее, чем ты способен ответить.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
